Пьеса: Калигула.
Автор: Альбер Камю.
Постановка: Валерий Белякович, 1999.
В главной роли: Олег Леушин.
Дата просмотра: 25 апреля 2003 года.
ЗАМЕЧАНИЕ: я понял, что разумнее составлять оценку спектакля из оценки текста, постановки (которая, бывает, "вытягивает" текст) и актерской игры (без которой хороший спектакль вряд ли получится); соответственно, в конце каждого из соответствующих разделов вы найдете по оценке.

Не хотите читать краткое изложение сюжета? Читайте обзор без него!

Спектакль с долгой историей.

Еще, кажется, в 1986-ом году Валерий Белякович в первый раз поставил спектакль "Калигула"; тогда главную роль в нем играл Виктор Авилов...

Спектакль жил, развивался, как говорят зрители с большим стажем, менялся... Сам я, к сожалению, ничего сказать не могу - видел спектакль в той редакции всего один раз, причем так давно, что ничего уже не помню.

В 1999-ом Белякович решил восстановить спектакль - на этот главную роль в нем сыграл Олег Леушин, один из лучших молодых актеров театра. Этот спектакль, в отличие от первой редакции, я увидел уже достаточно взрослым, чтобы понять и полюбить...

Говорят, менялась первая редакция спекакля; меняется и вторая, могу с уверенностью сказать я, посмотрев "Калигулу" 25-ого апреля 2003-его года и сравнив с предыдущими просмотрами - меняется образ главного героя, меняется и его окружение...

Римский безумец.

Римский император Калигула, по версии Альбера Камю, изменился после смерти своей возлюбленной - она же его сестра; его заставила измениться не сама смерть, а те вопросы, которые она поставила перед ним, философские вопросы о судьбе человечества, о власти Судьбы, о том, как ту преодолеть...

Выход Калигула нашел в безумии, в (по тексту) "смешении красоты и уродства", "страдания и радости", в достижении невозможного (невозможное возможно, если знать правильный путь к нему, говорит он); для всех вокруг это вылилось в серию непонятных решений, порой просто нелепых, порой - еще и ужасных (когда император неведомо почему казнил кого-то из подданных); нелепых, по Камю, потому, что никто не понимает, что за всеми этими решениями стоит.

Не понимает своего императора верный раб Геликон, старающийся помогать - и не понимающий, почему его помощь отвергается, почему Калигула вместо этого требует невыполнимого, не обращает внимания на земное; не понимает возлюбленного верная спутница Цезония, понадеявшаяся было, что любовь спасет его - и вынужденная помогать во все более и более изощренных безумствах, ведь остановить их она не способна...

Единственный, кто догадался, что движет Калигулой - его бывший ученик Сципион, некогда самый близкий к нему человек; впрочем, и этот самый близкий человек поначалу мучился, не видя в действиях императора никакого смысла - и лишь постепенно нашел его.

Постепенно безумие императора вынуждает к действиям его патрициев, которые не желают терпеть придумываемых их унижений - к ним присоединяется поэт Керея, отлично понимающий их ничтожество, однако понимающий и то, какую опасность для Рима несет нынешний император, который должен умереть из-за своего безумия, так непохожего на безумие многих прежних правителей; а вот Сципион, поначалу, судя по всему, подумывавший об участии в заговоре (хотя согласия, по тексту, он не давал), позже отказывается помогать убийцам...

Конец трагичен - ничего не может сделать Геликон, желающий защитить Калигулу против воли того; Цезония гибнет от руки возлюбленного, желающего вырвать из своей души последние человеческие чувства и подойти к своей Великой Цели... Словом, защищать императора некому.

ОЦЕНКА: честно говоря, не знаю, как бы я оценил текст, если бы его спокойно прочитал, не увидев ни одной сценической интерпретации, на "пять" (великолепный, профессиональный) или на "пять с плюсом" (выдающийся)... После данной сценической версии я склоняюсь скорее к более высокой оценке, однако это оценка уже необъективная, основанная на том, как Валерий Белякович изменил текст - вернее, чем, какими чувствами его наполнил.

Под сенью (бегающих) колонн дворца.

В данном спектакле есть решения, и раньше встречавшиеся в спектаклях театра, и решения, которые я увидел в первый раз...

Для начала - о знакомом... Во-первых, важную роль играют идеющие под музыку "прослойки", в которых показано, что происходит в мире пьесы в моменты между сценами (в основном в них участвуют патриции и Керея, в ряде случаев - Цезония и Геликон, очень редко - Калигула) - в ряде случаев в них совсем нет слов, в ряде случаев звучит повтор кажущихся режиссеру важными реплик, уже произносившихся тем или иных героем (обычно их повторяет он же), в одном случае звучат реплики, не произносившиеся ранее (патриции пылко произносят лозунги о свободе и грядущей смерти тирана - звучат они, надо сказать, комично благодаря удачно подобранной интонации); во-вторых, важные монологи идут под выделяющую значение слов музыку (что необычно - в этом спектакле она сопровождает не только монологи, но и ряд других сцен).

"Знакомым" можно назвать использование перемещающихся декораций, разделяющих на разные части пространство сцены; однако сделаны эти декорации по-новому, что при первом просмотре мешало мне воспринимать спектакль (позже привык) - это половинки (насколько я понимаю) колонн, издали напоминающие колонны целые... Чтобы расставить их по-новому, патриции заходят за них, переходят в другое место и выходят назад, что поначалу не казалось мне удачным решением; однако теперь, приглядевшись, я изменил свое мнение.

Из того, что я не встречал ранее - то, что ряд реплик выделен не через музыку, а через включение света в зрительном зале, так что персонаж (в основном - Калигула, реже - кто-то другой) обращается именно к зрителям, а не к персонажам (он выходит на край сцены и смотрит в зал); то, что сенаторы в "бессловесных сценах", в начале сцен со словами движутся как единый организм, шагая "в ногу", сходясь перед тем, как разойтись по разным местам сцены...

Теперь - коротко о разных фрагментах спектакля.

Поначалу перед зрителем сочетание сцен, основанных на актерской игре, и небольшого количества "бессловесных прослоек" под музыку (первое появление Калигулы, встреча Сципиона и Цезонии с Геликоном после него), из режиссерских решений запоминается разве что внешний вид сенаторов (см. ниже) и первое обращение к залу, музыка же внутри "сцен со словами" почти не звучит - разве что сопровождает появление некоторых героев; уже вскоре, однако, появляются первые "монологи под музыку" (монолог Цезонии, молящей "вернуть ей Калигулу", монолог Калигулы, в котором он превращается в зверя (см. раздел об актерской игре) - вернее, не только этот монолог, но и диалог перед ним), фактически, музыка становится важна ближе к концу первого фрагмента спектакля, фрагмента о возвращении Калигулы во дворец, о том, как он превращается в "безумного тирана" (а по Камю - находит себе идеалы), т. е. режиссер считает важным подчеркнуть именно финальные фрагменты...

В дальнейшем - почти до конца первого действия - музыка если и звучит, то на заднем плане, оттеняя актерскую игру, не запоминаясь (хотя в нескольких случаях она, кажется - не уверен в этом - звучит достаточно громко); главное в спектакле - игра актеров, а среди актеров главный - играющий роль Калигулы Олег Леушин (не случайно в разделе об актерской игре ему посвящено несколько страниц текста)... В ряде случаев музыку вновь заменяет "обращение к залу", но и этих случаев мало.

Что же касается "бессловесных музыкальных прослоек", не могу сказать, что какая-то из сцен, кроме появления Калигулы, мне запомнилась; их, кажется, почти и нет - разве что несколько появлений и уходов героев (патрициев, Кереи, Калигулы и его спутников, последовательно заходящих в дом второго).

Важную роль музыка играет во время сцены, предшествующей финалу действия, разговору Сципиона с Калигулой, да, она по-прежнему "на заднем плане", но она помогает прочувствовать настроение; то же самое - и в самой последней сцене, особенно ближе к ее финалу, где Калигула читает монолог о своем страдании...

Начало второго действия, напротив, построено на музыке - вернее, в самом начале, где изображающий Венеру Калигула-Леушин, одетый в женскую одежду (и вдобавок с накладным бюстом), стоит перед залом, пародируя манеры женщин легкого поведения, стоит полная тишина; затем же, когда он объявляет, зачем так разоделся, раздается праздничная музыка и начинаются праздничные же шествия - вначале Риму о свершившемся объявляет из глубины сцены (вернее, из прохода, по которому со сцены обычно уходят) Геликон, затем - оттуда же - Цезония, после этого на сцене вновь появляется Калигула, и некоторое время продолжается "действие под музыку"...

"Молитва Калигуле-Венере" - один из удачнейших моментов спектакля... Казалось бы, почти ничего нового в ней нет - все тот же "монолог под музыку", читаемый Цезонией, отдельные фразы которого хором повторяют слаженнно движущиеся патриции; а меж тем такая безделушка, как повторы слов, делает монолог более запоминающимся.

Если я правильно помню, эта молитва разбита на две части - первая звучит сразу после появления на сцене Калигулы, вторая - после сцены, вновь основанной прежде всего на актерской игре, вновь включающей в себя философские моменты и обращение к залу...

В дальнейшем перед зрителем - чередование музыкальных "бессловесных прослоек" (на самом деле в этом спектакле они в основном "прослойки с музыкой и словами"), показывающих деятельность заговорщиков, их приготовления к убийству Калигулы (ближе к концу этого фрагмента спектакля - подобная же сцена, где Геликон от имени Калигулы велит им явиться во дворец, под конец повторяя слова из трактата о смертной казни, уже звучавшие в доме Кереи в первом действии - ей накажут не явившихся), сцен, написанных Камю, основанных на актерской игре - и небольшом количестве режиссерских решений, из которых запоминаются "танец" Калигулы с пришедшим предупреждать о заговоре старым патрицием, и то, как в сцене разговора с Кереей после этого Калигула достает из кармана зажигалку, поджигает только что попавший ему в руки (как раз от старика) список заговорщиков, хладнокровно наблюдает, как он горит, и лишь когда от листа остается меньше половины, бросает тот на землю и затаптывает; наконец, коротких, рваных сценок (возможно, разорванных фрагментов одной сцены текста), показывающих Сципиона, то, как он отказывается помогать заговорщикам, то, что думает об этом Геликон.

Отдельно выделяется сцена поэтического состязания, на которое как раз Калигула и вызывает заговорщиков (что они узнают далеко не сразу) - в начале звучит музыка, уже звучавшая при появлении "Калигулы-Венеры", и монолог, напоминающий молитву "богине"; словом, зрителя настраивают на повтор - а представляют нечто новое... Первая половина сцены - комичный (и не сопровождаемый музыкой) "мини-спектакль", в котором каждому из актеров-патрициев дают возможность сыграть небольшую смешную роль, декламируя стихотворение, а Калигуле - посмеяться над их творчеством; вторая - драматичная сценка, в которой свое серьезное стихотворение декламирует Сципион, а Калигула внимательно вслушивается.

Далее действие на некоторое время возвращается к тому же чередованию различных типов сцен, продолжающемуся до гибели Геликона...

Ближе к финалу, во время последних монологов Калигулы (до и после убийства Цезонии) тревожная музыка звучит постоянно, помогает донести до зрителя испытываемое главным героем; несомненно - без нее происходящее на сцене не так бы запоминалось.

Наконец, нельзя не отменить самый конец спектакля - Калигула пал после прозвучавших звуков, напоминающих пулеметные очереди, и вспышек красного света (по спектаклю - ушел-уполз со сцены); теперь пришло время положить его в гроб - и патриции сдвигают "бегающие колонны", превращая их в этот гроб, вот уже почти сдвинули, а из глубины звучит "Я еще жив!", и колонны расходятся, приходится сдвигать вновь... Наконец-то все вышло, и, отряхнув руки, патриции устало уходят со сцены.

Что касается костюмов, то прежде всего запоминаются патриции - первоначально, в 1999-ом году, это были бюрократы в синих костюмах и с черными папками, теперь и папки, и костюмы белесые, вдобавок лица выкрашены в белый цвет - видимо, чтобы патриции отличались от других персонажей... Из костюмов других персонажей мне запомнилась только надетая на голое тело куртка Геликона, красные (вернее, скорее розовые) очки на Керее да современный костюм (из жилетки и брюк), в который в основном одет Калигула (лишь несколько раз он переодевается в другие одеяния - во время "явления Венеры", во время состязания, где на нем пышные римские одежды); дело в том, что костюмы я вообще плохо запоминаю...

Свет в данном спектакле не очень важен - важен лишь в нескольких небольших фрагментах, во время "обращения к залу", да во время нескольких сцен, когда, чтобы подчеркнуть мрачность происходящего, сцену освещают исключительно кроваво-красным.

Вообще же, составляя данный обзор, я понял - "Калигула" в большей степени "актерский" спектакль, чем многие другие, поставленные Валерием Беляковичем, и поэтому про постановку с первого раза можно написать совсем мало; лишь во "взгляде из" того или иного сезона, после перепросмотра спектакля (надеюсь, у меня еще будет возможность посмотреть его), когда про актерские работы можно будет писать меньше, можно будет сосредоточиться на более подробном описании режиссерских решений...

ОЦЕНКА: не могу сказать, что во время последнего просмотра какие-то решения меня раздражали, я ставлю данной постановке высшую оценку, "пять с плюсом" - за удачное сценическое решение, донесение до публики непростого, в общем-то, философского текста; а вот при первом просмотре, в 1999-ом году, помню, меня очень раздражали "бегающие колонны", они портили впечатление от спектакля, и я готов был поставить ему лишь оценку "пять с минусом" (великолепный спектакль - но с несколькими мелкими недочетами).

Калигула и его окружение.

Главный в этом спектакле - несомненно, сыгравший Калигулу Олег Леушин , сыгранный им образ столь сложен, что рассказ про него займет несколько страниц; прежде чем начать рассказ об образе, созданном им 25-ого апреля, нельзя не поделиться впечатлениями о более раннем исполнении, которое я видел, но обзор, рассказывающий про которое, не написал...

Сейчас, к сожалению, я помню не так и много, к тому же воспоминания могут быть неточными... Как мне кажется, ранее эмоции у Калигулы были приглушены - и когда он был один (или с близкими ему людьми), соответственно, показывал свое собственное лицо, излагал прописанные Камю философские идеи, рассказывал о придуманных драматургом мечтах, позже - о своих страданиях, и когда был в компании патрициев, которых презирал, над которыми издевался (но все это - слегка отстраненно).

Эта приглушенность эмоций позволяла некоторым зрителям, не вдаваясь в текст Камю, глядя только на форму, сравнивать Калигулу с нашим Президентом (на которого, если вслушаться в текст, Калигула все-таки мало похож)....

То, что я увидел 25-ого апреля - совсем другой образ; я не представляю, как Леушин вводит себя в состояние, необходимое для некоторых моментов... Приглушеннность эмоций ушла в прошлое, появилось ровно противоположное - их "выпячивание", в результате Калигула, находящийся в одиночестве, превращается в безумца, в начале напоминает зверя, а ближе к финалу - зверя несчастливого (так что теперь можно сказать: "Хорошо, что нами правит не Калигула!"); когда же он находится рядом с сенаторами (а иногда - теперь - и в "ближнем круге") Леушин изображает актерство (порой не очень умелое - т. е. играет Калигула, а не исполнитель его роли), "комикование" - и лишь после этого "принижение" собеседников, презрение к которым, опять же, выражено гораздо ярче.

Первоначальный образ виден лишь в нескольких обращениях к залу (да и то не во всех - по крайней мере одно, ранее выделявшееся актером, теперь наполнено теми же чувствами, которыми наполнен разговор с патрициями; это презрительная реплика про поражающее Калигулу долготерпение сенаторов - и, очевидно, народа) и в нескольких фрагментах из разговоров с сенаторами...

Впрочем, обо всем - по порядку!

На фоне дальнейших изменений роли выделяется уже первое появление Калигулы на сцене (ранее, по-моему, несколько "смазанное") - дело в том, что здесь он как раз относительно спокоен... Речи про то, что случилось, что пришлось понять, что теперь следует делать, Калигула ведет медленно, лишь на несколько секунд (то там, то сям) срываясь в лихорадочную быстроту (которая, если учесть, что Калигула "три ночи не спал", на месте); такой ритм еще позволяет Леушину делать то, что в дальнейшем у него не всегда получается (из-за чего - даже у него - в дальнейшем роль становится менее убедительной) - наполнять речь паузами между словами, выделять какие-то отдельные места текста - например, про свою умершую сестру Калигула говорит так, что понимаешь: она действительно неважна для него сама по себя, важна лишь как некий пример; к сожалению, в дальнейшем роль основана прежде всего не на выделении отдельных слов, а на определенных настроениях, преобладающих в тех или иных сценах.

Во время первой встречи с патрициями Калигулу замучивают его своими несогласованными, противоречащими одно другому требованиями - это показано во введенной, насколько я понимаю, недавно стремительной пантомиме, в которой Леушин отлично демонстрирует то, что с ним происходит от этих речей, не произнося ни одного слова, только меняя положение тела; в результате он начинает речь со стремительных, эмоциональных фраз, постепенно успокаивается к ключевому моменту сцены, к обращению к залу - и вновь выходит из себя, видя, что его решений не понимают, не хотят понять, зачем-то начинают спорить...

В первых разговорах (с патрициями, с поэтом Кереей, которому он велит уйти, т. к. ненавидит лицемеров) Калигула, конечно же, эмоционален, однако безумия в этом пока что нет, усталый человек срывается, а вот во время разговора с Цезонией, приглашения ее в сотоварищи Леушин уже намеренно рвет ритм фраз, кричит так, что в нормальности Калигулы начинаешь сомневаться - затем же он окончательно лишает своего героя внешних человеческих черт, в следующем за этим разговором монологе, который начинается с напряженной человеческой речи, а заканчивается чем-то средним между рыком и шипением... Не удивительно, что Леушин не уходит со сцены, а по-змеиному уползает, яростно выкрикивая имя своего персонажа (вообще-то я не люблю сценические крики, но в данном монологе они - разумное завершение).

Во время дальнейших встреч с патрициями (за исключением одной сцены ближе к финалу, о которой я расскажу чуть позднее) насмешка, издевка, подпитанные убранным "на задний план", но заметным по выражению лица (и - порой - по тону разговора) презрением - главное в образе Калигулы; их он подкрепляет то добавляемыми порой пародийными элементами (Леушин очень похоже передразнивает одного или того актера, в одном случае пародирует плохих актеров, "рвущих страсть в клочья"), то элементами комедийными, выражаемыми прежде всего через речь (та или иная фраза наполняется искаженными, как в кривом зеркале, эмоциями), реже - элементами намеренного вызова, на который хочет получить ответ (догадываясь, что не получит), наконец, особенно часто актер использует ядовитый тон, который у него всегда хорошо получался - но который не очень хорошо согласуется с презрительным выражением лица (раньше, по-моему, он был несколько более "приглушенным" - и уж точно более ярких, выделяющихся из течения ядовитой речи комедийных моментов было гораздо меньше)...

Единственное, что не совсем "смотрится" в этих фрагментах - порой проскальзывающая быстрая речь с отсутствием пауз (или с рвущими ритм краткими паузами) и по непонятной причине убранные "на задний план", никак не выделенные интонацией фрагменты текста; в результате некоторые фразы прочувствовать не удается.

В дальнейшем четко выделяется финал первого действия, где - во время встречи со Сципионом - Леушин представляет два образа: первый, небольшой образ любящего (разве что излишне пылкого) друга, пытающего выведать у поэта тайну его творчества, не находит развития в дальнейшем, второй же образ, к которому в тексте есть четкий переход ("Да, я ломал комедию" - намеренно выделяя два последних слова, отвечает Калигула-Леушин на обвинения Сципиона) - образ страдающего, отчаявшегося человека, ни в чем не находящего спасения, отчаянно читающего очередной монолог - найдет развитие ближе к финалу спектакля... Ключевое слово из конца действия, спокойное, выделенное слово, дает лучше понять Калигулу - как и предыдущие несколько фраз, проговариваемые быстро, не очень уверенно (видимо, Леушин имеет в виду - император не уверен, что идет по правильному пути).

Второе действие Леушин начинает со знакомой ядовитой манеры, единственное - комичные моменты выделялись в ней и раньше, теперь же заметны и моменты философские - в первом действии они в основном читались тем же тоном, что и основные фразы, выделяясь только во время первой встречи с патрициями, теперь же тон намеренно меняется, делается более спокойным, взвешенным, близким к первому варианту роли (а порой становится даже более спокойным, чем в 1999-ом году); в дальнейшем, однако, ядовитость исчезает, возвращаясь разве что на время поэтического состязания, без которого в данном варианте спектакля финал спектакля был бы чересчур тяжел...

Новые, ранее отстутствовавшие краски заметны в ряде последующих сцен... Во время разговора с Геликоном, пытающимся предупредить о заговоре - и вынужденном выслушивать рассказ про связь императора с Луной - Калигула Леушина страстен, он с явным удовольствием описывает "случившееся", причем собственный рассказ постепенно "зажигает" его, начинается он более спокойно, чем кончается, по ходу превращатеся в разговор о реальном любовном свидании (при этом император сразу становится отстраненно-спокоен, когда речь заходит о чем-то земном); во время разговора со старым патрицием Сенектом, пришедшим предупредить о заговоре, он изображает снисходительность, это скорее "сдобренный" (за счет преувеличения эмоций) комизмом разговор отца с любимым - несмотря на свои проказы - сыном (разве что в начале заметны элементы пародии); наконец, во время разговора с Кереей видно, что и вне круга патрициев Калигула может смотреть на собеседника свысока - правда, в этом случае он, чтобы показать свое величие, не издевается, конкретными действиями показывает, что его от врага отличает (т. е. - слышно и видно презрение к собеседнику, любовь к самому себе). Все это я выделяю отдельно, т. к. это отдельные "подобразы", позволяющие лучше прочувствовать Калигулу.

Ближе к финалу вновь возникает тема страдания - вначале через изображение стонущего, "болеющего" Калигулы, говорящего с трудом, "выдавливающего" из себя фразы, с трудом двигающегося, говорящего, шутящего (а он пробует "шутить" по-своему - и видит, что выходит это плохо); в свете этого не очень понятно, почему болеющий Калигула загадочно исчезает в сцене поэтического состязания, заменяясь знакомым ядовитым - видимо, имеется в виду, что эта сцена, как я писал выше, вообще выделена из спектакля, это отдельный комедийный "мини-спектакль", заканчивающийся, когда начинает читать свое стихотворение (отстутствовавшее у Камю, между прочим) Сципион - и Калигула у Леушина в этот момент действительно меняется, возвращаясь к усталому (хотя не так сильно страдающего, как ранее)...

Однако самое страшное - далее, в сценах перед финалом, когда Калигула вновь появляется на сцене после некоторого перерыва; и выглядит он у Леушина самым настоящим безумцем... Поначалу кажется, что нечто подобное уже было - в начале спектакля, во время первого разговора с Цезонией; однако постепенно речь начинает становиться быстрее, отдельные слова перестают выделяться (вместо них раз за разом звучат отчаянные крики), Калигула все быстрей, все отчаянней проговаривает текст - особенно отчаянно и быстро звучит последний монолог, после смерти Цезонии, заканчивающийся громкими вскриками "Я еще жив!", речи до этого постепенно подводят к этому монологу, создают настроение.

Что же про роль в целом...? Взявшись сыграть Калигулу так, как он его сыграл, Леушин взялся сделать то, что не всегда получается и у великих актеров, а он - актер не великий, пока только великолепный (если дальше будет развиваться так же, как пока развивался, у него, думаю, есть шанс стать великим), поэтому неудивительно, что удачные моменты в исполнении (создание всех настроений - в том числе и рыка-шипения, и отчаяния, и безумия; отлично сыгранные презрение и ядовитость; комичные и пародийные моменты; передразнивание других персонажей) смешались с неудачными (частое отстуствие необходимых в речи пауз; странные, не совсем подходящие к фразам интонации; часто появляющийся "рваный ритм"; зря появляющиеся громкие крики, которые можно было бы заменить чем-то другим (вовсе не все громкие крики таковы - в начале, скажем, они нужны; а вот насчет финала не уверен); ненужная торопливость в некоторых моментах текста; фрагменты текста, произносящиеся так же, как остальной текст той или иной сцены - а меж тем они должны быть выделены), и в целом "пять с плюсом" поставить ему никак нельзя, только "пять".

Впрочем, если Леушину дать еще поиграть эту роль, думаю, через год-другой "пяти с плюсом" он будет достоин...

Евгений Сергеев , cыгравший Геликона, сделал эту небольшую, в общем-то, роль весьма важной; при этом следует отметить, что ранее она была не так убедительна... Образ, в общем-то, прост - простоватый раб, не слишком хорошо умеющий говорить (поэтому между словами часто возникают паузы - Геликон пытается подобрать нужное слово; в начале это случается чаще, ближе к финалу - реже), зато отлично умеющий выражать эмоции, показывающий как свою любовь к Калигуле (несмотря на все его безумства, в которых Геликон участвует - к идеям Калигулы он относится уважительно, пусть они и выше его понимания) - за императора он готов отдать жизнь, так и презрительное отношение к патрициям (и, пожалуй, к Керее), и доброе отношение к Сципиону; а также умеющий выделять голосом отдельные фрагменты фраз.

В целом я бы назвал Геликона, сыгранного Сергеевым, верным служакой (именно "служакой" - т. е. военным) - недалеким (он и сам это понимает) - зато понимающим многое не умом, но душой, старательным...

Эта небольшая роль заслуживает высшей оценки, "пять с плюсом" - не потому, что Сергеев играет много лучше Леушина, но потому, что ему не приходится вводить себя в то полубезумное состояние, в котором Калигуле нужно пребывать значительную часть спектакля; Сергеев должен просто и убедительно сыграть несложную роль (роль же Калигулы весьма сложна) - и с этой несложной ролью он отлично справляется.

Ольга Иванова , cыгравшая Цезонию, сделала образ состоящим из нескольких "подобразов"... Во-первых, это страстная, говорящая, срываясь на крик, женщина (такова она во время ряда монологов), во-вторых, женщина отчаяшаяся, полубезумная (до такого состояния ее несколько раз доводит Калигула), в-третьих (этот "подобраз" - самый обширный по сценическому времени), холодновато-ироничная помощница Калигулы, в-четвертых (правда, лишь на время одного монолога в начале второго действия, "молитвы Калигуле-Венере") женщина, произносящая размеренные речи, читающиеся в основном спокойно, лишь с редкими вспесками чувств; наконец, в-четвертых, в финале (увы, совсем ненадолго - ведь после этого она умирает) - женщина, радующаяся тому, что в Калигуле все-таки остались чувства, и это чувства к ней. Вообще говоря, есть еще несколько моментов, где Цезония проявляет другие чувства (например, заботу о Сципионе, смерти которого она явно не хочет) - но эти моменты более "смазаны"

Думаю, что и здесь можно поставить оценку "пять с плюсом" - да, ряд монологов решен через нелюбимый мной "сценический крик", однако здесь он вполне смотрится.

Анатолий Иванов , сыгравший Сципиона (он играл эту роль еще в первой редакции спектакля) создал неоднозначный образ... С одной стороны, есть несомненные удачи - прежде всего это выступление на поэтическом состязании (неторопливая, спокойная, но при этом не лишенная эмоций - они заметны, если прислушаться - речь), кроме того, в следующих сценах (по порядку) - в начале спектакля, во время встреч с патрициями в обоих действиях, во время разговора с Калигулой в конце первого действия (где нужные фразы выделены, наполнены приглушенными эмоциями, остальные же произносятся спокойно); есть сцены, где Сципион оказывается "на заднем плане" из-за того, что какой-то особенно выделяющейся эмоцией его речи не наполнены, а спокойствие теряется на фоне эмоций других персонажей (почти все первое действие - за исключением разве что самого начала, где эмоции есть, но они не очень запоминаются); есть, наконец, сцены, где Сципион чересчур эмоционален, срывается на крик там, где этого, по-моему, делать не следует (перед разговором с Калигулой, в начале второго действия).

Я ставлю этому образу оценку "пять"; "пяти с плюсом" он был бы достоин, если бы вся роль была сыграна так, как выступление на поэтическом состязании.

Игорь Китаев, сыгравший Керею, сделал образ того запоминающимся... Керея Китаева может быть спокоен, слегка ироничен; может смотреть на людей свысока (время от времени - на патрициев; на Геликона - пусть он и уверяет, что уважает верных рабов и слуг, звучит это так, что ясно - в данном случае поэт лицемерит); может быть риториком, пылко произносящим политические речи (в которые сам, судя по всему, верит - не зря на нем надеты розовые очки); может быть человеком дела, решительно убеждающим других, что убивать Калигулу рано (в начале спектакля) - или, напротив, пора (в конце), пытающимся уговорить Сципиона пойти на убийство; может, наконец, спокойно объяснять Калигуле, чем тот его не устраивает (чтобы чуть позже пояснить, чуть выделив фразу голосом, почему пошел на такую откровенность)... Все эти подобразы, что любопытно, создаются актером "через речь" - их создают расстановка интонаций, пауз, выделение тех или иных слов; еще любопытно то, что говорит он всегда ровно, размеренно, никогда не срываясь на крик (то, что лозунги звучат порой чуть громче, чем остальная речь, не в счет - ведь произносятся они актером в основном под музыку).

Несмотря на то, что образ Кереи невелик, он запоминается; актер же, создавший его, несомненно достоин высшей оценки, "пять с плюсом" - за то, что сумел и на фоне Леушина не затеряться, создать убедительный (потому что совершенно другой) образ.

Что же касается патрициев (их сыграли следующие актеры - Максим Шахет , Михаил Белякович, Алексей Матошин , Сергей Неудачин, Олег Анищенко, Валерий Долженков ), к сожалению, их образы в основном "второплановые", ведь они вынуждены находиться "в тени Леушина", подыгрывать ему - а так актеру трудно выделиться...

Да, есть несколько сцен, в которых патриции находятся на сцене одни, "сами по себе", однако здесь от них требуется всего лишь убедительное выражение той или иной эмоции - например, в начале и в сцене перед поэтическим состязанием это волнение (в первом случае - за Империю, во втором - за свою жизнь; поэтому во втором случае эмоции более "выпуклы", в первом же за ними ясно видны бюрократы, у которых все идет не по плану, и это их раздражает), в ряде других сцен - решимость (с которой смешаны волнение, страх, который стараются скрыть).

Проблема в том, что, по спектаклю, патриции - единый организм, один продолжает слова другого, эмоции другого, и поэтому чего-то выделяющегося актерам сыграть не удается (исключение - начало спектакля, где часть патрициев волнуется, часть же их успокаивает; но и здесь группа разделяется не на отдельных людей, а на несколько группок), удается лишь сыграть определенную (убедительную) эмоцию... Лишь изредка то один, то другой актер поражает неожиданным исполнением того или иного фрагмента текста (Матошин, яростно взвизгивающий "Да погодите вы...!" - и переходящий к спокойной речи после этого - в начальной сцене; Неудачин, неожиданно переходящий от яростных речей к спокойным - в сцене, где патриции впервые обсуждают план убийства Калигулы; Шахет, встав в позу, театрально молящий Юпитера забрать его вместо заболевшего императора)...

Единственная сцена, где каждый актер может показать свое "я" - поэтическое состязание; однако уж очень недолго оно длится... Я, например, смог запомнить вовсе не все исполнения стихотворений ( тихое исполнение Неудачина (во многом из-за следующих за ним слов Леушина "И с какой ненавистью...!"), пылкое чтение Беляковича, то, как не может ничего сказать дрожащий Шахет); надеюсь, еще схожу на этот спектакль и запомню больше...!

Единственный, кто появляется на сцене без сотоварищей-патрициев, это герой Долженкова; однако ему приходится "подыгрывать" Леушину, помогать создавать комическую сцену; делает он это убедительно, но особенно выделить эту сцену не позволяет то, насколько велика в разговоре роль Калигулы.

Патрициям в целом, не выделяя особенно кого-то одного, я бы поставил "пять с плюсом" за то, как убедительно разные, в общем-то, по манере игры актеры собрались в единое сообщество, где один повторяет за другим; при этом игра каждого заслуживает, думаю, оценки "пять" ("пять с плюсом" было бы, если бы чей-то образ выделялся из сообщества - но это, насколько я понимаю, противоречит режиссерскому решению).

ОЦЕНКА: спектакль в данном случае складывается из нескольких планов, поэтому общей оценки никак не получится; оценки же отдельным актерам я уже поставил...

Заключение.

В нынешней редакции "Калигула" - мрачноватый, "давящий" спектакль, комические моменты, добавляемые как Леушиным, так и другими актерами, не очень помогают; поэтому, чтобы по-настоящему оценить эту несомненно сильную постановку, желательно быть спокойным, не усталым - тогда спектакль по пьесе Камю запомнится вам надолго...